История Валентина Забавникова, Архангельск
Диагноз: остеосаркома
Валентин заболел раком больше года назад (2019 г.), с того момента потерял ногу, но не отчаивается, верит в себя, продолжает бороться с остеосаркомой и не планирует сдаваться. /Он и не сдавался, но болезнь все решила за него, организму не хватило сил 2021/
Вы можете связаться через его маму Ксению, а ниже прочитать полную историю его пути, "историю доопубликуем"
Остеогенная саркома (остеосаркома) – саркома, злокачественные клетки которой происходят из костной ткани и продуцируют эту ткань. Остеогенная саркома – чрезвычайно злокачественное новообразование. Она возникает непосредственно из элементов кости и характеризуется бурным течением и склонностью рано давать метастазы.

Валентин борется с этой болезнью уже больше года, верит в себя и не планирует сдаваться.

- Самое главное что вы могли бы посоветовать заболевшим раком?
- Из любой ситуации есть выход, даже 4 стадия не говорит ни о чём. Метастазы могут уйти, а изначальную опухоль можно удалить. Главное – верить в себя и не терять боевой настрой. Ну и конечно же, подобрать верный препарат, который поможет именно Вам.

- Самое главное что вы могли бы посоветовать заболевшим таким же диагнозом?
- Ампутация – это не страшно, ведь порой лучше лишиться органа, чем жизни, поэтому не тяните с ампутацией, если будет стоять такой выбор. Ну и не советую сразу же бежать лечиться за границу, так как протоколы лечения везде одинаковые.
Протез предоставлен протезной мастерской @Endoliterussia
Полная история болезни:

Родом я из маленького города Архангельской области – Новодвинска. Сейчас я понимаю, что место, где я родился и живу, во многом сыграло свою роль в этой истории. Архангельская область стоит на первом месте по онкозаболеваниям во всей стране!

Я спокойно учился на юрфаке и работал кальянщиком, пока в июне 2019 года не начала побаливать нога, из-за чего я начал немного прихрамывать. К врачу тогда не обращался, так как болела она совсем не сильно. Как вы понимаете, это было огромной ошибкой. К специалисту я отправился только спустя два месяца, сначала просто в приёмный покой. А к хорошему травматологу попал ещё через два месяца, и то совершенно случайно. Изначально этот врач казался мне редкостным мудилой: когда я пришёл на первый приём, он заставил меня согнуть и разогнуть колено, что сопровождалось нереальной болью. Тогда он сказал, что, вероятнее всего, это разрыв мениска, после чего всё-таки отправил на обследование колена. Позднее, когда он увидел мои снимки, сразу вынес вердикт – опухоль.

После того как травматолог предположил диагноз, его подтвердили в архангельской онкологии, но всё это растянулось ещё почти на полтора месяца. Предложенным вариантом лечения была ампутация, но на тот момент я не мог принять такой вариант. Это казалось каким-то абсурдом, и мы решили попробовать поискать другие варианты, поэтому обратились в один из лучших онкологических центров России – НИИ онкологии имени Петрова. Наряду с другими достоинствами он также является профильным по моему диагнозу (остеосаркома). Этот центр пообещал сохранить ногу с помощью эндопротеза. Суть эндопротезирования состоит в том, что часть кости заменяется металлическим штырем, который теперь выполняет её роль. Сейчас я понимаю, что нужно было ампутировать ногу ещё тогда, в Архангельске: современные протезы дают намного больше возможностей, чем кусок железа в кости. И посоветовал бы делать это всем, кто заболевает остеосаркомой. Но это я понял уже позже, а тогда, в сентябре, перед нами стоял выбор, который мы, конечно же, сделали в пользу сохранения ноги.

Перед тем как что-либо решать с операцией, всегда проводят курс химиотерапии – таковы протоколы лечения в РФ, равно как и во всём мире, и никуда от них не сбежать. Были проведены два цикла химиотерапии и, на удивление, дали очень хорошие результаты: опухоль умерла примерно на 90%, но всё же эта гадость успела выйти из кости и уничтожить точки крепления мышц, соответственно, у меня просто не осталось выбора, помочь могла только ампутация, но об этом нам говорить не торопились.

В один из дней в НИИ онкологии имени Петрова собрался консилиум. На нём присутствовали хирурги и химиотерапевты (их было четверо), они дружно озвучили страшный диагноз: «Если Вы хотите жить, то ногу придётся ампутировать». Наверное, примерно так они об этом и сообщают. Честно говоря, сейчас даже под страхом смертной казни я уже не вспомню их слов, так как единственное, что я помню, это свои ощущения. Я просто пытался не расплакаться, как маленькая девочка.

Мне понадобилось очень много сил, чтобы в тот момент не дать волю эмоциям. Кое-как выдавив из себя, что жизнь дороже, я вместе с отцом покинул больницу. Мы решили, что в целом ничего страшного не случится, это будет просто новый этап в моей жизни. Но я ещё даже не мог и близко себе представить, какой же пиздец меня ждёт в ближайшее время.

Про ампутацию:

«Выключило, включило, и ни секунды посередине», – примерно так я запомнил операцию, но начнём с самого начала.

Примерно в восемь часов утра ко мне пришла медсестра и надела компрессионный чулок, после этого меня на каталке отвезли на МРТ, чтобы посмотреть, насколько высоко опухоль распространилась по ноге.

Как оказалось, опухоль находилась ещё низко, что и позволило оставить большую культю, а это является безусловным плюсом при будущем протезировании.

Пришёл медбрат, они вместе с отцом погрузили меня на каталку и отвезли в операционную. Самым обидным в тот момент было то, что я ничего не успел сказать папе, когда осознал, что идти с нами в лифт ему запретили.

В операционной мне поставили спинальный наркоз (он нужен для обезболивания после операции, но я всё ещё не понимаю, почему это нельзя было сделать во время операции). Врач долго не мог попасть в нужное место между позвонками, боль была адская, но мы же сильные? Поэтому закусил простыню и терпел.

Ну а дальше всё происходило почти мгновенно: надели маску, и я сразу отключился. Очнулся уже в самом конце операции, когда начал задыхаться. Сейчас, постфактум, я понимаю, что, видимо, во время операции возникли какие-то проблемы, и я не мог дышать самостоятельно. Проснулся как раз в тот момент, когда мне ставили трубку в горло, чтобы восстановить дыхание, но я, конечно же, вскоре отрубился до конца операции. Сейчас это уже не имеет значения. Главное, что операция прошла успешно.

Проснулся окончательно я уже в реанимации, где отходил от наркоза ещё примерно три часа. Потом меня перевели в палату, где я отсыпался следующие сутки.

Что же было после операции?

Дальнейшее лечение предполагало огромное количество химиотерапий по различным схемам. При очередном поступлении в НИИ онкологии имени Петрова мне провели обследование лёгких и, к огромному несчастью, обнаружили там метастазы. Метастазы – это та же самая опухоль, что и была изначально, распространившаяся в другие органы. Поясню, почему исследовали именно лёгкие: в первую очередь, согласно статистике, эта гадость любит распространяться именно туда. Для меня это было очередным ударом. Что делать дальше, было решительно непонятно.

Совместно с врачами мы решили провести два новых цикла химиотерапии, но, к сожалению, почти никакого влияния на метастазы они не оказали. А потом началась Всемирная пандемия ковида, и из НИИ меня под шумок выперли, прописав таргетную химиотерапию. Меня такой вариант решительно не устраивал, поэтому пришлось всё брать в свои руки.

Следующие два месяца я провёл дома, кушая таблеточки и пытаясь найти выходы на другие клиники. Примерно в это же время мне предоставили протез.

В итоге у нас получилось найти контакты израильской клиники, одной из лучших по моему заболеванию, но мы отдали за консультацию 80 000 рублей!!! Израильские врачи посоветовали схему химиотерапии, а также одну московскую клинику, которая сможет её провести. Не забываем, что всё это происходило в условиях пандемии во всём мире, поэтому вариантов лечиться за границей не было.

Тут же было принято решение двигаться в московскую клинику. Её название – АО «Медицина». Может быть, кому-то это поможет в будущем. По приезде в клинику врачи настояли на проведении ПЭТ КТ (грубо говоря, это сканирование всего тела), для того чтобы выявить наличие метастаз где-то ещё, кроме лёгких. Хотя бы здесь мне повезло, потому что нигде, кроме ранее диагностированных органов, метастаз не нашли. В связи с этим предложили два варианта лечения, отличающихся от протоколов Израиля. Первый предполагал проведение лучевой терапии и продолжение поедания таргетной химии, второй – госпитализацию на полноценную химиотерапию.

Объясню, почему были предложены такие варианты. На ПЭТ КТ было чётко видно, что метастазы продолжили свой рост, и самый большой из них был уже порядка 2 см (чувствоваться они начинают примерно от 5–6 см, пациент отхаркивает кровь, да и вообще зрелище не самое приятное). Поэтому оставаться только на таргетной химии смысла уже не было. В тот момент передо мной встал очередной выбор, и я сделал его в пользу лучевой терапии совместно с той химией, которую я уже принимал.

В настоящее время понятно, что этот вариант был отчасти верным: большие метастазы мы уничтожили, а запас лёгких остался достаточно большим, но при этом химия, которую я принимал, уже малоэффективна, из-за чего появились новые метастазы.

В связи с этим была осуществлена ещё одна поездка в Москву, за время которой совместным решением двух клиник – «Медицины» и имени Герцена (это ещё один федеральный центр, в который мы обратились за консультацией) – был разработан новый вариант лечения. Как вы помните, «Медицина» – это частная клиника, поэтому мне было любезно предложено пройти курс химии у них. Правда, его стоимость составила бы полмиллиона рублей за неделю введения химии. Как вы понимаете, тратить такие средства было бы нерационально.

Итак, мы пришли к моменту, в котором я нахожусь сейчас. Химию я решил проходить в Архангельске, во многом просто потому, что здесь это можно сделать бесплатно.

Made on
Tilda